Алишер Навои - мастер красноречия -

Здравствуйте, уважаемые читатели! 9 февраля исполняется 580 лет со дня рождения поэта Алишера Навои, предлагаем познакомиться с его биографией, а затем и творчеством!

Алишер Навои – выдающийся тюркский поэт и государственный деятель Средневековья. Главные произведения создал под псевдонимом Навои (мелодичный) на литературном чагатайском языке, на развитие которого оказал заметное влияние; под псевдонимом Фани (бренный) писал на языке фарси.

Его творчество дало мощный стимул развитию литературы на тюркских языках, в особенности чагатайской и воспринявшей её традиции литературы на узбекском и уйгурском языках. Его усилиями узбекская литература и язык были вознесены на качественно новый уровень. Покровитель наук и искусств, Навои строил школы, приюты и мосты для народа. Богатое наследие поэта позволяет в полной мере оценить универсальность его таланта.

Низамиддин Мир Алишер родился 9 февраля 1441г в семье чиновника в государстве Тимуридов, чей дом посещали видные деятели философской мысли и искусства того времени. Мать Алишера Навои принадлежала к сословию элитных родов Хорасана.

Навои с раннего детства слышал чтение стихов, его роду были поэты и музыканты. Первое свое стихотворение Алишер выучил в три-четыре года, оно принадлежало поэту Касим ал-Анвару. Друзья отца попросили прочитать Алишера стихи и были изумлены.

Алишер получил известность как поэт, когда ему не было пятнадцати лет. Писал стихи на двух языках: персидском и своем староузбекском. Одним из учителей Алишера Навои был тюркский поэт Ардашер Сайид Хасан.

Навои поддерживал материально учёных, мыслителей, художников, музыкантов, поэтов и каллиграфов. При нём в Герате формируется кружок учёных и творческих людей, в который, в числе прочих, входили султан, писавший стихи под псевдонимом Хусайни, а так же историки, художник Кемаледдин Бехзад, архитектор Кавам-ад-дин. По инициативе Навои и под его руководством в Герате велось строительство: на берегу канала Инджил возведены были медресе, ханака, библиотека, больница.

Навои возвел мечеть и медресе, получившее название Ихласийа. Медресе было разделено на две половины: восточную и западную, в каждую было назначено по одному преподавателю, из которых один читал курс законоведения (фикх), а другой — курс хадис (изречения пророка). Каждый преподаватель должен был обучать по одиннадцати учащихся. Против медресе было построено здание где чтецы Корана должны были постоянно читать священную книгу. Это здание получило название Дар ал-хуффаз (Дом чтецов Корана).

Творческое наследие Алишера Навои огромно и многогранно: оно включает в себя около 30 крупных произведений — сборников стихов (диванов), поэм (дастанов), философских и научных трактатов. Используя многовековые культурные традиции мусульманских народов Средней Азии и Ближнего Востока, Алишер Навои создаёт вполне оригинальные произведения.

«Сокровищница мыслей» — поэтический свод, составленный самим поэтом в 1498—1499 годах по хронологическому принципу и включающий четыре дивана, соответствующих четырём периодам жизни поэта: «Диковины детства», «Редкости юности», «Диковины средних лет», «Назидания старости». Стихи относятся к разным лирическим жанрам, среди которых особенно многочисленны газели (более 2600). В диванах присутствуют и стихотворения других жанров — мухаммасы, мусаддасы, местезады, кыты, рубаи и восходящие к тюркскому народному творчеству туюги.

Лирические стихи трудно поддаются датировке, поскольку отклики на известные нам факты жизни поэта в них улавливаются довольно редко, а событийность для них вообще не свойственна. «Сокровищница мыслей» — лирическая исповедь поэта, передающая всю гамму его переживаний. Оригинальные метафоры Навои переплетаются с традиционными, почерпнутыми им из богатой традиции восточной поэзии.

Одной из главных своих задач Навои считал развитие литературного тюркского языка. Именно в лирике поэта тюркский стих достиг вершин художественной выразительности: его газели поражают филигранной отделкой деталей, виртуозным соответствием формальным правилам, семантической игрой, свежестью образов, аллегорий и метафор. Благодаря лирике Навои фарси утрачивает статус единственного литературного языка. Бабур в своей книге мемуаров так сказал о его языке: «Алишер бек был человек бесподобный. С тех пор, как на тюркском языке слагают стихи, никто другой не слагал их так много и так хорошо» Поэт составил также так называемый «Диван Фани» — сборник лирических стихов на фарси.

Вершина творчества Навои — знаменитая «Хамса» (Пятерица), включающая в себя пять эпических поэм: дидактическую «Смятение праведных» (1483) и сюжетные героические (дастаны) «Лейли и Меджнун» (1484), «Фархад и Ширин» (1484), «Семь планет» (1484), «Стена Искандера» (1485).

«Пятерица» представляет собой «ответ» (назира) на «Пятерицы» Низами Гянджеви и индо-персидского поэта Амира Хосрова Дехлеви (писал на фарси). Навои воспроизводит сюжеты их сочинений, некоторые формальные особенности, однако зачастую даёт иное толкование тематики и сюжетных ситуаций, новую трактовку событий и образов.

«Смятение праведных» — первая поэма цикла, произведение дидактико-философского толка. В ней разрабатываются мотивы поэмы Низами «Сокровищница тайн». Она состоит из 64 глав, в которых затрагиваются вопросы религии, морали и нравственности. В поэме обличаются феодальные распри, жестокость государственных вельмож, произвол беков, лицемерие шейхов. Поэт страстно утверждает идеалы справедливости.

«Лейли и Меджнун» — поэма на сюжет средневековой арабской легенды (разработанной также Низами Гянджеви, Амиром Хосровом, Джами) о печальной любви юного поэта Кайса к красавице Лейли. Пронзительная эмоциональность конфликта и изысканный поэтический язык поэмы сделали её широко популярной у восточного читателя. Поэма оказала большое влияние на литературу Востока и узбекский фольклор.

«Фархад и Ширин» — героико-романтическая поэма на старый сюжет о любви богатыря Фархада к армянской красавице Ширин, на которую претендует персидский шах Хосров. Сюжет был разработан Низами Гянджеви, однако поэма Навои отличается тем, что автор переакцентировал своё внимание с шаха Хосрова на богатыря Фархада, сделав его идеальным эпическим героем. Это удалось благодаря тому, что Алишер Навои использовал приёмы фольклорной поэтики и традиции народных сказаний.

«Семь планет» — поэма, объединяющая общей рамкой семь сказочных новелл. В иносказательной форме поэма критикует окружение Алишера Навои, правителей (Тимуридов), Султан-Хусейна и его придворных.

«Стена Искандара» — последняя поэма цикла, написанная на распространённый полуфантастический сюжет о жизни идеального справедливого правителя-мудреца Искандера (под этим именем на Востоке известен Александр Македонский).

Дорогие читатели предлагаем познакомиться с известными газелями Алишера Навои. Вы услышите новое прочтение его поэзии от заведующей сектора художественной литературы Д. Давыдовой.

Соловей, лишенный розы, умолкает, не поет;
Попугай, лишенный лакомств, красноречье где найдет?

Я твоей любви лишился. Словно пламя — каждый вздох.
Я вздыхаю, опасаясь, чтоб не вспыхнул небосвод.

И за то, что я не плачу, ты не упрекай меня:
Кто давно от скорби умер, разве может плакать тот?

День и ночь молю аллаха — умертви, но не карай!
Лучше потерять мне душу, чем терпеть разлуки гнет.

Вкруг свечи своей улыбки ночью вился мотылек,
Он свечи своей лишился в час, когда заря встает.

Навои с тобой в разлуке птицей безголосой был.
Не лишай раба отныне царственных своих щедрот!

***

Вот весна, но роза счастья для меня не расцвела,
Ни один бутон улыбка светом алым не зажгла.

Люди чашею свиданья сотню раз упоены.
Но судьба и этой чаши мне и капли не дала.

Людям молния свиданья озарила сердца мрак,
А в меня степных колючек не одна вошла игла.

Раны сердца, как тюльпаны, потому что та, чей лик,
Как тюльпан, в края родные в день весенний не пришла.

Что смертельны эти раны, как же может тот понять,
В чьей душе мечом кровавым скорбь разлуки не прошла!

В пламень горького безумья ввергнут бедный Навои;
Если постоишь с ним рядом, то и сам сгоришь дотла.

***

Скиталец горький, страсть таю я к пери чудной красоты,
Дивится мир на страсть мою, меня ж дивят ее черты.

Ты лечишь жар, что грудь мне сжег, ко мне летящим ливнем стрел:
Подобен каплям их поток, прохладу льющий с высоты.

Ты, сердце, — воин, вражий стан тебе грозит — кольцо скорбей,
А пятна незаживших ран — твои багряные щиты.

Что это — красных перьев цвет, венчающих тростинки стрел,
Иль моим сердцем струи бед — потоки крови пролиты?

К тебе письмо — мой страстный зов — придет ли? Грозен суд людской:
Скрыть твое имя я готов — спасти тебя от клеветы.

Красивым пологом одет приют веселья и вина:
Над ним сияет солнца свет, и выси горние чисты.

Над розой соловей притих, но налетит тяжелый град —
Увянет роза уст твоих — засохнут нежные цветы.

«Не стоит, — говорят, — любви жизнь не отдавший за любовь», —
Пусть за любовь, о Навои, сто жизней будут отняты!

***

У любимой над крышей не голуби стаей кружат,
Это пери, как птицы, слетелись для нег и услад.

Или ангелы стайкой сюда устремили полет,
Над любимой кружатся, тая очарованный взгляд?

Или это плененных ее красотою сердца,
Словно легкие птицы, над крышей спускаясь, парят?

Или голуби вьются и письма влюбленных несут,
Вновь парят и взмывают, не в силах вернуться назад?

Дай вина, виночерпий, поймаем с тобой голубей —
Я по той, что их кормит, смертельной печалью объят.

Голубь, что ты скрываешь под шелковым пухом крыла?
Передай ей записку, где строчки тоскою горят.

Навои, ты, как голубь, к ногам луноликой слети
И, взмывая крылами, пари и спускайся стократ.

***

Сверкнула в темноте ночной краса ее чела — свеча,
И словно солнце вдруг взошло — светлее звезд была свеча!

Ей голову сжигает страсть, а ноги держит медь оков, —
Не потому ли от безумств себя уберегла свеча?

И каждой ночью до зари она, рыдая, жжет себя —
Печальным другом стала мне в юдоли бед и зла свеча.

Не говори, что пламя — бич: к моей бессоннице добра,
Своим дрожащим языком мне сказок наплела свеча.

Желая в сердце мотылька побеги нежности взрастить,
В него роняет влагу слез и зерна без числа свеча.

Не для того ль, чтоб погубить пожаром страсти мотылька,
Ему лукаво подмигнув, свой лик-огонь зажгла свеча?

Та луноликая меня не допустила в свой шатер, —
Не так ли дразнит мотылька огнем из-за стекла свеча?

А может быть, из-за любви она сгорает и сама,
И опаляет мотылька, чтоб он сгорел дотла, свеча?

Пусть, Навои, светильник твой задует вздохи мук твоих,
Блеснул тот лик — твой ветхий дом сияньем залила свеча!

***

Ее краса — диван стихов, в нем брови в первый стих слились,
Писец судьбы предначертал им полустишьями срастись.

Был так жесток весенний град ее небесной красоты,
Как будто самоцветы звезд небесная низвергла высь.

От стонов огненных моих все горло сожжено до уст:
Когда из уст не звук, а стон услышишь, сердце, — не сердись.

Потоки слез моих — как кровь, не утихают ни на миг,
И странно ли, что в муках я, — ведь слезы кровью налились!

Была сокрыта скорбь моя, но кубок хлынул через край,
В забаву людям боль души рыданьями взметнулись ввысь.

А ей укромный угол люб, вино да горстка миндаля —
Что ж делать, если любо ей таким даяньем обойтись!

Любимая, мелькнув, ушла, похитив сердце Навои, —
Приди ко мне еще хоть раз — хотя бы жизнь отнять вернись!

В 1947 году режиссером Камилем Ярматовым в Ташкентской киностудии была снята историческая драма «Алишер Навои». Через год 1948 году фильм был удостоен Сталинской премии второй степени.

В главных ролях